Быстропроходящая мода на, большей частью, иноязычные словечки, обозначающие очередные «революционные подходы» к образованию, повсеместное использование форсайта – реальность системы образования наших дней. С другой стороны, если внимательно присмотреться к «новейшим» тенденциям, можно разглядеть, что это процессы со своей достаточно длинной историей и мощными «корнями». Поэтому, чтобы лучше понять настоящее и подготовиться к будущему, иногда полезно обратиться и к прошлому.

Со своими слушателями по курсу «Управление знаниями» всегда обсуждаю концепции сознания. Среди них – бихевиористскую концепцию сознания как «черного ящика». Большинство преподавателей, что называется, «сдавали экзамены» по психологии и про бихевиоризм помнят. Но одно дело – академический университетский курс (здесь нельзя не вспомнить с благодарностью замечательного Витиса Казисовича Вилюнаса, читавшего нам психологию на философском факультете МГУ, ныне, увы, покойного).

Совсем другое – увидеть вот это.

Эмоций у меня (совсем не академических) при просмотре ролика было много: смотрел с отвращением. Но, думаю, эти переживания помогают переосознать, «интериоризировать» советскую еще абстрактную критику бихевиористской атомизации и алгоритмизации человеческого поведения вплоть до уничтожения собственно человеческого в человеке. А ведь все это – до сих пор и ежедневно актуально.

По-моему, все, кто занимается использованием ИКТ в образовании, должны признать, что радикально антигуманное учение Скиннера о природе человека и том, что оптимальное обучение есть программированное взаимодействие человека с машиной — одна из наших базисных, неоспариваемых идеологем.

Спору нет – целесообразность, тематическое планирование, контроль и стимулирование всегда были важными принципами педагогической деятельности. Но представление о том, что преподавание должно полностью переродиться из индивидуального ремесла/искусства в массово воспроизводимую процедурно-эксплицитную машинную технологию есть один из источников и составных частей движения по «внедрению компьютеров в образование».

В противном случае, без исторической рефлексии и необходимого переосмысления, без искупления этого «первородного греха» (если это вообще возможно), целая область педагогической науки и практики так и будет спотыкаться на частностях реализации ИКТ в образовательном процессе и гадать, что же делается не так, и почему учителя смотрят на нас с невыразимой тоской в глазах.

Скиннеру приходилось морить голодом своих подопытных животных, чтобы они пошустрее орудовали рычагами в знаменитом ящике его имени. Нам же достаточно очередной модернизационно-информатизационной реформы. С аттестацией и тарификацией.

К счастью, последние годы дают нам надежду на то, что техницистский крен в педагогике будет постепенно преодолеваться. Это заметно и по тому, что тяжелые ящики «с рычажками» постепенно уходят из нашей повседневности, на смену им приходят облачные вычисления с акцентом на взаимодействие людей, а не машин. В идеале ИКТ должны достичь такой степени совершенства, что постепенно станут «прозрачными», «невидимыми» для пользователей – причем, как для обучающих, так и для обучаемых. Более того, выскажу спорную мысль: на каком-то уровне развития технологий они не будут более «замыкать» людей на себя. Главной целью ИКТ станет роль проводника в реальные (неэлектронные) практики. По существу, они должны будут «преодолеть» себя изнутри. И (черный) ящик должен окончательно исчезнуть в «облаках».

На илл.: слева – «ящик Скиннера» – лабораторная установка для экспериментального изучения поведенческих реакций, справа – дочь ученика и соратника Скиннера Огдена Линдслей Кейт в кондиционированных яслях (изобретенных Скиннером).